"Болящий дух врачую песнопеньем..." : бібліотерапія в практиці роботи херсонського лікаря-психотерапевта О. Г. Бутузова

 «БОЛЯЩИЙ ДУХ ВРАЧУЮ ПЕСНОПЕНЬЕМ…» :
Библиотерапия в практике работы херсонского врача-психотерапевта А. Г. Бутузова.

Эта статья, написана мною с надеждой, что высказанные в ней мысли и приведённые примеры использования книг для коррекции психики больных неврозами, помогут людям более осознанно относиться к выбору книг для собственного чтения; помогут определиться какую книгу посоветовать близким, в зависимости от их душевного состояния и переживаемых проблем. (Бутузов А. Г.)

Лечение книгой (далее – медицинский термин «библиотерапия») – это лечебное воздействие на психику больного при помощи чтения умело подобранных книг, это глубоко индивидуальный метод психотерапевтического воздействия печатным словом, требующий наличия в медицинском учреждении библиотеки с хорошим подбором литературы, врача-психотерапевта с литературной эрудицией и специально подготовленного библиотекаря.
Сейчас уже мало кто знает, что в XVII веке первые публичные библиотеки в России назывались «Аптеками для души». Отсталая во многих отношениях Россия, в силу своего традиционного интереса к человеческой душе, явилась родиной библиотерапии. Использование книг с лечебной целью здесь началось в середине XIX века (Дядьковский, Яроцкий и др.). Вспомним Боратынского Е. А.: «Болящий дух врачует песнопенье…» (под песнопениями здесь следует понимать поэзию). Однако, научный фундамент «библиотерапии» был заложен в 1904 году французским врачом Лекуэ, по мнению которого, врач должен интересоваться тем, какие книги читает его больной. Лекуэ составил рекомендательный список книг для больничных библиотек.
Сам термин «библиотерапия» впервые начал употребляться в 20-е годы XX века. Ассоциация больничных библиотек (США) определила библиотерапию как «использование специально отобранного для чтения материала как лечебного средства в общей медицине и психиатрии с целью решения личных проблем пациента при помощи направленного чтения».
Говоря об этой неординарной лечебной методике, стоящей «на стыке» психотерапии и литературоведения, следует обратить внимание на роль слова как «лечебного и физиологического фактора» (К. Платонов) и как «носителя текущего образа бытия и одновременно вневременного знака» (Г. Бутузов).
Ещё в глубокой древности существовал постулат: «медицина стоит на трёх китах: слово, трава и нож», а при лечении больного «лекарства благоприятны в сопровождении песнопений, а песнопения благоприятны в сопровождении лекарств». Избегая уже поднадоевшей цитаты «Вначале было Слово», приведу высказывание американского психотерапевта А. Уоттса о том, что «все языки представляют мир как совокупность элементов, в силу чего сами являются, по сути, сетью словесных координат». Исходя из этой мысли, становится понятным, что «ущербный язык человека делает ущербной его судьбу» (К. Юнг).
Наша личность – это всё то, что мы пережили, передумали, узнали и отложили в памяти. Наш мозг за счёт второй сигнальной системы, отличающей нас от других животных и основой которой служит речь, слово – лучше всего усваивает не только сказанное, но и записанное буквами. Некоторые учёные, работающие на стыке нейрофизиологии и богословия, считают человеческую душу своеобразным текстом, написанным Всевышним для каждого родившегося и мы всю жизнь более или менее успешно пытаемся его прочитать.
Две тысячи лет назад Марк Аврелий высказал мысль, что «чем больше человек вмещает слов, тем больше он вмещает понятий» и что «человек есть то, о чём он думает на протяжении дня», а душа человека при этом «окрашивается мыслями».
Пресловутый К. Маркс, кроме учения о прибавочной стоимости, подарил нам афоризм: «Язык есть практическое сознание человека».
Приведу собственное воспоминание. В молодости я часто задумывался о смысле жизни, смерти, о возможном бессмертии души. Если у души нет органов чувств (зрения, слуха, осязания) и органов речи, то в пространственно-временной бесконечности, в которой она окажется, покинув бренное тело, душа будет лишена способности узнавать души родственные ей в земной жизни («и мать не узнает сына, и муж – жену…»), то чем же будет заполнено ее бесконечное существование? Этот вопрос долго мучил меня.
И тогда спасительной мне показалась мысль, что её вечное существование будет заключаться в бесконечном познании Творца и себя самой; что душа будет использовать для этого слово, т. к. она сама, скорее всего, состоит из слов, бесконечного сочетания символов реальных и абстрактных вещей, которые можно записать в земных условиях.
Эти размышления далеко не полностью развеяли мои сомнения относительно того, как и зачем душа будет существовать в бесконечности. Постигнуть эту истину не дано ни кому: «Успокойся, смертный и не требуй / Правды той, что не нужна тебе» (Есенин С.). Я начал искать в литературе ответы на вопросы о смысле жизни, о том, что такое счастье и зачем Господь, иногда, на первый взгляд, несправедливо посылает испытания и раздаёт награды. Возможно, ещё тогда в 60-е годы, лишь готовясь стать врачом, я сам испытал врачующее душу воздействие литературных произведений.
С тех пор моим критерием выбора книг для чтения и личной библиотеки стали: «вневременность» их содержания, способность отражать скрытый смысл жизненных явлений, а в поэтических сочинениях – то, что Александр Блок называл «мистификацией повседневности». Эта идея была косвенно выражена в стихотворении, сочинённом мною значительно позже и заканчивающемся строфою:

Накоплены в библиотеке
Змеиные мудрость и яд.
И так же, как зелья в аптеке,
На полках расставлены в ряд.

В начале XX века психоаналитики активно использовали в лечении больных художественное слово великих писателей и поэтов, мировые мифы и музыку. Увлекаясь новым методом вскрытия причин и лечения неврозов, они подвергали психоанализу творческий процесс скульпторов, авторов художественных и музыкальных произведений (З. Фрейд), даже глав Корана (К. Юнг). А в 1923 году Карл Юнг издал обстоятельную монографию «Психоанализ и искусство».
Фрейду принадлежит очень тонкое замечание: «Прежде, чем лечить невротика, подумайте: что вы можете ему дать взамен невроза?» В этом контексте так и напрашивается ответ: «Чтение».
Лишь узкому кругу специалистов известен сенсационный факт: психоанализ «изобрёл» не Фрейд, а молодой английский врач и поэт Вилькинсон, более известный как исследователь творчества Сведенборга, который считал эту методику не лечебной, а методом написания стихотворений. Садясь за рабочий стол, он понятия не имел, о чём он будет писать. Он просто записывал первое пришедшее в голову слово как заглавие, а затем слагал строфы из строк, спонтанно приходивших ему в голову, считая, что всё – и заглавие и строчки – имеют скрытую ассоциативную связь и, таким образом, служат «прямым путём к сути вещей».
Соавтором Фрейда можно назвать врача и беллетриста Бюрне. Он считал, что «выдающимся писателем можно стать в три дня, если записывать всё, что приходит в голову без какого-либо смущения и контроля». В отношении литературного творчества Бюрне заблуждался, но его высказывание – это основы основ психоанализа, так называемый «поток сознания».
Возвращаясь к основной теме, хотелось бы осветить наличие параллелей в деятельности литераторов и врачей. Начнём с цитат:
1. «Творческий человек не принадлежит себе, он – пленник, влекомый своими демонами…»
«Поэт не принадлежит себе – он призван воплотить то, что не имеет прямого имени» ( К. Юнг).
«Врач не принадлежит себе – он пленник своих больных и их недугов» (М. Балинт).

2. «Поэзия – это поцелуй миру». (Гёте).
«Медицина – это любовь или она ничего не стоит». ( Поль де Крюи)

Слово может сделать человека счастливым или несчастным, здоровым или больным и т.д. Ещё Боткин и Бехтерев высказывали мысль, что слово врача в силу общественной значимости его профессии и личности, а также индивидуальной значимости для конкретного пациента, имеет особый вес и значение.
Если писатели считаются «инженерами человеческих душ», то врачи-психотерапевты – ещё в большей степени. Хотя «инструменты» у них разные. У врачей – научный подход, классификация, исследования, медикаменты; у писателей и поэтов – метафоры, рифмы, сюжеты, фантазия. Но у тех и других есть общий могучий лечебный фактор, требующий обязательного Божьего дара, – слово!
Леви-Брюль, Гроф, Платонов считали, что слово заключает в себе много образов и понятий, является уникальным носителем памяти этноса, в силу чего обладает свойством влиять на подсознание и оказывает сильнейшее лечебное воздействие.
Именно поэтому так много врачей стали выдающимися писателями (в ходе литературной деятельности прекратившими врачебную). Моэм, Вайс, Вересаев, Чехов, Булгаков, Крелин; однако, как бы мы ни старались, мы не сможем вспомнить ни одного врача, ставшего поэтом, - и это обстоятельство требует, возможно, отдельного изучения. Единственное, что можно предположить предварительно: одна из причин кроется в том, что подлинная поэзия «бессюжетна», её деление на гражданскую, эпическую, любовно-лирическую, лирико-философскую – существовало лишь в странах, находившихся под примитивизирующим искусство влиянием коммунистической идеологии, а «воспитательное и направляющее» воздействие трудно определимо.
Кроме того, поэзия в какой-то мере чужда дисциплинированному врачебному мышлению. Склонность к образному, почти поэтическому изложению научного и профессионального материала было присуще лишь психиатрам. Достаточно вспомнить монографию Ганнушкина «Религия, сладострастие, жестокость», книгу К. Юнга «Воспоминания, сновидения, размышления», Фрейдовское «Толкование сновидений», «Иметь или быть» Фромма и т.д.
Достаточно полно очертив границы поля для дальнейших рассуждений, продолжим о библиотерапии.
В 60-е годы XX столетия в странах Европы и США появилось множество громоздких и трудноприменимых методов библиотерапии, включающих в себя отголоски психодрамы, имаготерапии, психоанализа и т.д.
В это же время на кафедре психотерапии (И. Вельвовский) в Харьковском институте усовершенствования врачей ведущим специалистом в этом вопросе Агнелой Миллер были выделены основные направления развития библиотерапии, основанные на использовании литературы разной степени сложности:
1. Литература, не требующая сложной интропсихической переработки:
– развлекательная (отвлекающая): приключения, фантастика, юмор;
– успокаивающая: путешествия, любовные романы, басни, лирическая поэзия.
2. Литература, требующая умственной переработки материала, самоанализа, пересмотра жизненных оценок и установок:
– стимулирующая, в которой есть борьба обстоятельств или идей, достижение цели, есть яркий герой (лидер) или антигерой. Рекомендуя такую книгу, следует учитывать следующие принципы: соответствие уровня материала интеллектуально-образовательному уровню пациента; герой книги, на которого должен «равняться» пациент, должен быть ему «по плечу» (В. Мясищев), иначе у него возникнет комплекс неполноценности и вместо того, чтобы обрести уверенность в себе, больной впадёт в уныние;
– изменяющая отношение к болезни или к психотравмирующим обстоятельствам, вызвавшим невроз. Ситуация в рекомендуемой книге должна быть максимально схожей с ситуацией, в которой находится больной. Она должна содержать варианты выхода из неё или побуждать к их поиску с надеждой на успех. Хорошо, если, читая такую книгу, больной одновременно поймёт, что его случай не уникален, он не одинок в своём страдании, что и другие люди (в том числе и герой книги) попадают в аналогичные ситуации и сохраняют при этом мужество, терпение, веру в себя и находят выход.
Лечащий врач, использующий в комплексном лечении методику библиотерапии, может получить ценный клинический материал, помогающий оценить состояние больного и динамику выздоровления, если попросить больного вести «дневник чтения», т.е. записывать мысли и рассуждения, возникающие по ходу чтения, или же, завершив чтение произведения, написать «резюме». Особенно плодотворным будет обсуждение с больным достоинств книги с проведение параллелей между «книжной» и жизненной ситуацией, играющей важную роль в болезни пациента. В рамках такой работы будет удобна и успешна рациональная психотерапия по Дюбуа или её модификации.
Американский психиатр А. Брайен назвал библиотерапию «психологической диететикой», отметив, что книга имеет свойства сопереживателя, учителя, друга, советчика.
Филдинг считал, что мы выбираем писателя или поэта как друга, а книгу – как собеседника и что плохие книги подобны дурной компании, которая может испортить человека.
Интересно то обстоятельство, что люди, сами того не подозревая, используют в различных ситуациях упрощённую «устную библиотерапию», цитирую другим (и себе самому) пословицы и поговорки для того, чтобы легче пережить трудную ситуацию, стресс, успокоиться, философски или с юмором отнестись к потере или неудаче. Например: «что не делается – всё к лучшему», «за одного битого – двух небитых дают», «утро вечера мудренее», «или пан, или пропал», «если тебя укусила собака – не отвечай ей тем же» и др.
Верующие (и не только) люди самостоятельно используют для «аутобиблиотерапии» самые великие книги всех времён «Библию» и «Новый Завет», чтение которых даёт ответы и подсказки в решении житейских и психологических проблем, утешает и успокаивает.
Давно замечено, что важную роль в терапевтическом воздействии книги играет не только текст произведения, но и имя автора, оформление книги. «Возраст» и солидность издания добавляют ей «авторитетности» в глазах читателя на подсознательном уровне.
Хороший лечебный эффект у пожилых людей имеет чтение книг-«ровесников», то есть книг, изданных и впервые прочитанных в годы, когда пациент был в расцвете молодости или познавательно-интеллектуальной активности – здесь имеет место эффект «встречи с давним добрым другом».
Молодым пациентам более импонируют современные издания с броским оформлением, дорогой бумагой, оригинальными шрифтами, яркими стилизованными иллюстрациями, что понятно без объяснений.
Библиотерапия в начале 70-х годов прошлого века нашла своё применение в некоторых крупных областных центрах Украины и России, в т. ч. использовалась мною в период работы в отделении неврозов Херсонской психоневрологической больницы. Однако после распада СССР в силу недофинансирования здравоохранения перестала применяться в психиатрических и соматических стационарах столичных клиник.
Однако, я продолжаю использовать эту методику в собственных модификациях, рекомендуя не столько прочтение пациентами определённых книг, сколько цитируя им строки великих мыслителей, писателей и поэтов, имеющие отношение к личной ситуации больного. Таким образом, авторитет суждений и советов врача эффектно и эффективно подкрепляется авторитетом Аврелия, Демокрита, Сенеки, Пушкина, Шевченко и даже Зощенко.
Так, пожилым пациентам, завершившим трудовую деятельность, потерявшим друзей и страдающим от своей ненужности, уместно подкрепить свои советы цитируя Пушкина: «Зевес, балуя смертных чад, всем возрастам даёт игрушки» и рекомендовать радоваться растущим внукам, наличию свободного времени для занятий тем, на что раньше времени не хватало, читать книги и т. д.
Утратившим дорогое сердцу занятие или переживающим уход любимого человека можно обратить внимание на мудрые строки Пушкина: «На свете счастья нет, но есть покой и воля».
Пациентам, на душевное состояние которых отрицательно влияют политические ток-шоу, оскорбительные друг для друга статьи и высказывания политиков, подойдёт совет, высказанный устами Эниктета: «Есть только один путь к счастью: перестать переживать из-за того, на что мы не можем повлиять».
Если кого-то задевает и портит настроение хвастовство выскочек, разбогатевших за счёт воровства, ему можно процитировать Э. Фромма «Я богат тем, что во мне, а не тем, чем я владею».
Можно улучшить настроение молодого пациента, запутавшегося в поисках смысла жизни, дезактуализировав его переживания, шутливым высказыванием Р. Пента: «Если вы хорошо выглядите и хорошо себя чувствуете – вам не нужна цель в жизни», или высказыванием Моне: «Воспитанность – лучше, чем гениальность».
При выраженных степенях депрессии – подбадривающие высказывания вызывают раздражение и усугубляют угнетённое настроение. Здесь уместно и успешно действует сочувствие и утешение, нередко с помощью «немотивированного пессимизма», для чего в «Экклезиасте» есть почти неисчерпаемые запасы перлов соломоновой мудрости.
При лёгких депрессиях хорошо действуют стихотворения, вроде:

Ходит поздний сентябрь по пляжу,
Осторожно пробует воду.
Паучки распустили пряжу
И заполнили синий воздух.
У воды перелив опала.
Солнце ласково, как апостол.
И для счастья нужно так мало.
И счастливыми быть так просто.

Это стихотворение принадлежит автору статьи, который совмещает профессии психотерапевта и поэта, а потому широко использует в лечебном процессе и цитирование собственных произведений. В дальнейшем будут приводиться примеры только «авторского цитирования».
Пациентам с хроническими семейными конфликтами вначале анализа ситуации предлагается обсудить простой на первый взгляд стих:

В нашу комнату с утра
Всё заглядывала птица…
Завтра снова повторится
То, что мучило вчера.
И вчерашний груз обид
Снова ляжет нам на плечи.
Любопытной птице легче:
Птица в небо улетит.

Предъявляющим завышенные претензии к жизни, близким, себе – предлагается обсудить стихотворение, в котором ключевая строфа:

Разум наш – для ключей брелок,
Потерявшийся у порога.
Жизнь – и следствие, и предлог
Для претензий к себе и Богу.
Дополнительно предлагается и такая строфа:
Сатанинской радости копытца
Голубиным крыльям не чета.
Никогда мечте твоей не сбыться.
Всё, что может сбыться – не мечта.

В комплексе лечебных мероприятий у больных с навязчивыми страхами проводится совместный разбор стихотворений, заканчивающихся строфами:

Ты не страшись,
Верь в удачу и милость.
Долгая жизнь
Нам с тобою судилась.
Долгая жизнь
Свои строки начертит...
Ты не страшись
Этой жизни и смерти.

***
Повторяя свойства хлорофилла
Каждой жилкой, бьющейся в руке,
Чувства разрушительная сила –
Силой мысли заперта в строке.

***
И когда станет истина ближе,
Я пойму, любопытство кляня,
Что досадные мелочи жизни
Отвлекали от жизни меня.

Пациентам, невротизированным пьянством отца, мужа или сына для выработки их правильного отношения к проблеме и её решению, подходит обсуждение стиха, первая и последняя строфа которого здесь цитируются:

Господи, помилуй и спаси,
Кто в пьянстве перешёл границы
И не сумел остановиться,
Что так привычно на Руси…
Создав лозы хмельную плеть,
Ты, безусловно, знал заранее:
Твоих жестоких испытаний
Им ни за что не одолеть.

С пациентами, у которых возрастная депрессия, связанная со старением, корректирующая беседа иногда строится вокруг стихотворения:

Кто нам придумывает сны
И заставляет сердце помнить
О том, что позабыть должны
Глаза и губы и ладони?
Кто шепчет: молодость ушла…
Но так распоряжаться вправе,
Что, старя души и тела,
Нам сердце юное оставил?

В заключение следует заметить, что эта статья, написанная врачом-психотерапевтом для любителей книги с надеждой, что высказанные в ней мысли и приведённые (пусть и схематично) примеры использования чтения для коррекции психики больных неврозами, помогут более осознанно относиться к выбору книг для собственного чтения и, в случае необходимости, помогут посоветовать близким ту или иную книгу, в зависимости от их душевного состояния и переживаемых проблем.
Ещё одной причиной для написания статьи послужила естественная для культурного человека обеспокоенность тем, что последние два десятилетия читатели в подавляющем большинстве предпочитают «лёгкое чтиво». Они читают Маринину, Шилову, Устинову, Д. Донцову, которая, по собственному гордому заявления, свой первый детектив написала «на крышке унитаза», когда лечилась в больнице. Печально, но факт – бульварная литература и телесериалы уже давно «не лечат, а калечат» людские души, непоправимо портят художественный вкус, прививают «умственную лень», циничное отношение к жизни и сами, нередко прямо или косвенно являются причиною неврозов, комплексов «потребительской неполноценности».
Личное отношение к чтению литературы я выразил в стихотворении «Чтение».

В окошке падает звезда
Мы в долгих поисках ответа
Читаем книги до рассвета,
Что отдалился на года.
И волею бегущих строк
В плену у чтения навеки –
Мы помним, прикрывая веки,
Ночного чтения урок.
Как монотонный парафраз –
Сетчатка глаз вобрала строки,
И мир, назвавшийся жестоким,
Вдруг оказался парой фраз.