Вірші

Балалаечка крещенская

Сам не знаю – отчего моя печаль,
Даже в солнце, даже в небе голубом…
Никого и ничего уже не жаль: -
Весь в прошедшем, весь в минувшем и былом.
Пусть мечтательные девушки вокруг
Воск растопят – погадают у окна...,
Только вижу, что и ты, мой милый друг,
Отчего - то молчалива и грустна.
Ах, подайте балалайку поскорей;
Песни скучные навеяла метель.
Спеть вам хочет, чтоб на сердце – веселей
Зачарованный гаданьем Менестрель.
«Как у моря, да у синего, в бору,
В тридевятом и неведомом краю,
Витязь статный, на лужочке ввечеру
Встретил девушку любимую свою.
Опиралась на могучее плечо,
Очи черные смеялися и жгли,
Миловала целовала горячо…
Ай люли, моя трехструбочка, люли!
Да подслушал, видно леший эти сны;
Выткал завесу туманов водяных,

Спрыгнул тихо с разметавшейся сосны
И заухал на проталинах лесных.
И с тех пор один-однешенек в бору
Ходит витязь и тоска все невтерпеж, -
Шепчет грустный на лужочке ввечеру:
Ах, когда, моя желанная, придешь…
А над морем вьются чайки и кричат;
Где-то, в далях, проплывают корабли;
Волны плещут и бежат, бежат, бежат.
Ой люли, моя трехструночка, люли!..
«Нет, не петь мне видно песен горячей,
Было счастье.… Отлетело за моря…
Я не верю в белоснежных лебедей!
Я не верю в чародейного царя!..»
Только в роще, задремавшей у реки,
Кто-то плачет наклонившись над водой.
И тихонько раздвигает тростники
Весь зеленый, весь лохматый водяной.
Собирайтесь! Заводите хоровод!
В вашем танце безраздумно закружусь,
Пусть хоть леший враг-разлучник мой придет;
Этой встречи мимолетной не боюсь.
Балалаечку! Трехструночку мою!
Ой, люли, люли, заморские края!
Я тебе, моя печальная спою –
Горемычная, любимая, моя.
                                                      1917

  
Весна

Весна пришла неслышно на закате
Из дальних стран, из-за морей и гор.
И стала даль синей и лиловатей,
И в облаках стал вычурней узор.
Весна поет... Послушайте у елей
Напев весны – свободный и живой.
Несется шум и скрип ее капелей
И стаи птиц кричат наперебой.
Весна несет дыхание фиалок,
Немую тишь задумчивых полей,
Вокруг горят огни ее весталок,
А на душе все легче и светлей.
И если грусть поработила ум –
Весна пришла, как нежная царевна,
Без мудрых слов и сокровенных дум.
                                                                     1917

Великой и свободной

Я весь цвету, я весь сплошное пенье
Один восторг и радость без конца
Как солнца луч минувшее мгновенье
Дрожит в душе и на чертах лица.
Проклятья нет, оно на веки снято,
И Русь моя – страдающая мать
Утешит всех – министра и солдата,
Всем даст покой и мир и благодать…
Идите к ней – Великой и Свободной
К Ее стопам падите молча ниц,
Гроза прошла над нивою народной
И в синеве огни ее зарниц…
И вешний день – желанное богатство
Сверкнул измученным истерзанным борцам,
Могучим витязям родным богатырям
Завоевавшим храбро нам
Свободу равенство и братство.
                                                         1917
 

Памяти А.И. Шингарёва

Я не кадет и не эс-эр
Я не могу судить сурово…
Но низко кланяюсь теперь
Святой могиле Шингарёва.
За то, что с русскою душой,
С душой великой и свободной,
В толпе жестокой и глухой
Он сеял правду благородно.
И все ушли – и друг и брат,
А он один остался в сечи,
И светлым мужеством горят
Слова отважного предтечи…
Гроза пройдёт – из глыбы льда
Воспрянут творческие силы
И мы сойдёмся все тогда
У политической могилы.
И яркий день рассеет тьму
Былой кошмар забыть поможет…
И тихо девушка ему
Венок из роз на гроб положит.
                                                         1918

 
Я видел вас...

Я видел вас у Плащаницы
В сияньи строгих серых глаз
И ваши гордые ресницы
Печально вздрогнули не раз.
Был день лучист и ладан синий
Струился легкою волной.
Народ, склонясь, молился ныне,
Как сотни лет передо мной
И в двери храма ветер вешний

На крыльях радостных принес
Благоухание черешни
И негу бледных абрикос.
И я, как вы, лицом горящим
Хотел припасть к Его груди…
Но думы зрели настоящим
И тем, что будет впереди.
Горели трепетные свечи
Был весь в огнях иконостас.
И лик нахмуренный Предтечи
Глядел задумчиво на вас.
Я знал: поруганный Спаситель
В лучах зари воскреснет вновь
И в сердце – тайную обитель
Сойдет прощенье и любовь.
Я знал, что молодость прекрасна,
Как этот яркий вешний день,
Что Он придет с улыбкой ясной
В далеком звоне деревень.
Вдруг станут ярче и светлее
В туманной нише образа
И расцветут, как орхидеи,
У всех молящихся глаза
И тот, кто с миною брезгливой
Платил вам деньги в час ночной
Сегодня с девушкой красивой
Пойдет задумчиво домой.
И в первый раз, быть может, вспомнит
Фонарь и грязное крыльцо,
Холодный мрак пустынных комнат
И ваше бледное лицо.
                                          1918

 
Новый год

Еще твой жребий не разгадан,
И путь снегами заметен,
Но в темных далях вьется ладан
Звучат напевы похорон
И каждый день лихой забавы –
Я это знаю наперед –
Отметит тризною кровавой
Твой неминуемый приход.
О, если б стрелки циферблата
Я мог рукой остановить,
Чтоб протянулась, как когда-то,
В душе сиреневая нить.
Чтоб вечер в матовые стекла
Струился яркостью былой!..
Но все ушло, и все поблекло,
И ты стоишь передо мной.
Такой же хмурый, как былые,
И с тем же пасмурным лицом,
Ты выступаешь не впервые
Жестокосердным мудрецом.
И за согбенными плечами
Лежат пустые города,
И рыщут волки вновь ночами,
Как в отдаленные года.
А мы бредем, влача вериги,
Наш путь отравой напоен,
И в этой серой, скучной книге
Нет исторических имен.
И униженные позором
Постыдно ползая в пыли,
Горюем мы, что разговором
Весны свобод не сберегли...
                                                   1919

Светлой памяти Л.Г. Корнилова

Ведя подсчет тому, что было –
Подсчет событий, дней и лиц,
Внесу я имя – Лавр Корнилов
В круг исторических страниц.

Когда вся Русь изнемогала
От политических речей,
Он первый сдернул покрывало,
Открыв убийц и палачей.

Он первый встал своею грудью
За честь, свободу и покой,
Пройдя, как инок по безлюдью,
И заклейменный клеветой.

Его в безумьи упрекали,
Сулили горькие века,
Но было мужество из стали
И недрожавшая рука.

И было сердце золотое,
Давно любившее одну –
Ее, чье знамя боевое
Враги низвергли в глубину.

И пал герой в степях Кубани,
Сраженный вражеской рукой,
Пал светлый витязь в храбром стане,
Пал рыцарь с русскою душой.

Но не смутились и не пали
Его сподвижники в боях,
Лишь черный траур – знак печали
Они воздвигли на плечах.

Вот почему, когда встречаю
Цвета их траурных погон,
Я неизменно вспоминаю
Того, кто смертью пригвожден.

Того, кто шел средь темной ночи
С одним желанием в груди –
Открыть стране любимой очи
На все, что ждало впереди.
                                                  1919

Осень

Придет уверенно и просто
Дождем глухим в окно хлестнет
В калитке старого погоста
Дрожащим призраком мелькнет.

В саду редеющем и желтом
Неумолимая печать
И будет ветер старым болтом
В окно закрытое стучать.

А в поле снег и паутины
Протянет тонкая рука
И крики стаи журавлиной
К нам прилетят издалека.

И на чернеющей опушке
Уныло станет и темно
Ты не услышишь крик кукушки
Открыв туманное окно.

Лишь птицы странной, незнакомой
Однообразное «кюэ»
Напомнит грустною истомой
Больные помыслы твои.

Но не грусти. В осенней ласке
Есть благородство синих глаз
Так юный рыцарь в старой сказке
Целует деву в первый раз.

В паденьи листьев темно-алых
В глухом шуршаньи камыша
Пусть обновится ум усталый
Пусть станет радостней душа.
                                                       1919

Все той же

За что люблю тебя? За тишину ночную
Далеких деревень, раскинутых в полях?
За песню русскую, всегда душе родную?
За что люблю тебя, молюсь тебе в стихах?

О, Родина моя, люблю тебя безмерно
За все, чем дышишь ты, за счастье и позор,
За тяжкие грехи, за шепот суеверный…
За горечь мук твоих, за твой глухой укор.

Так любят женщину, жалея и прощая,
Всем сердцем пламенным, всей сладостью мечты
И я люблю тебя, как женщину, родная,
Какой бы ни была, какой б ни стала ты.

Прекрасной девушкой в уборе подвенечном
Мне не забыть тебя, и каждою весной
Всем праздным, ноющим, ленивым и беспечным
Я буду петь о чистой и Святой.
                                                        1919

 
Стихи о родине

Забудь осенние поля с их красотой необычайной,
Улыбка женщин, пенье птиц,
И небо синее родной тебе Украйны,
И боль прощания в чертах любимих лиц
Нет смерти. Жизнь всегда для тех, кто ищет бурь,
Кто не боится стать у края черной бездны,
Чьи помыслы чисты и безвозмездны,
Кто видит впереди и солнце, и лазурь.

В ночь ненастную осеннюю иди
С твердой верой и надеждою в груди,
Чувства лучшие для жизни разбуди,
Бедной Родине измученной, больной,
Песню бодрую и радостную спой,
Изстрадавшееся сердце успокой.
Пусть рыдает, выпроваживая мать:
Лучше сына, лучше мужа потерять,
Чем всю Родину разбойникам отдать.

К светлым подвигам все, что молодо;
Старость опытом помоги
И расторгнутся цепи холода,
И разсеются все враги.
Разлетятся вновь во все стороны,
По болотинам и лесам
Злые коршуны, злые вороны,
Ныне реющие здесь и там.

Ведь ими растерзан прекрасный Духонин
И храбрый Корнилов убит
Ведь ими Каледин в степях похоронен,
Поруганный тьмою обид.
Ведь вот они здесь, между нами скрываясь,
Злословят, ругают, шипят
Притворно жалея и приторно каясь,
Льют в души губительный яд.
«Вы знаете, с Киевом что-то не ладно,

Под Курском как-будто прорыв…»
И сколько же трусов их слушает жадно,
Про доблесть родную забыв!
Но если ты веришь, как прежде, в Россию,
К чему же сомненья и страх?
Уже расцветают цветы голубые
В сожженных пожаром степях.
И если не лжец, не палач и не вор ты,
То должен поверить душой,
Что белые крылья уже распростерты,
Над нашей великой Москвой.
Что нет и не будет возврата былому,
Возврата разгула и лжи.
Скажи это тем, кто не верен родному.
Всем трусам и слабым скажи.

И поклянись перед иконой,
Что никогда их жалкий вид
Твоей души, души влюбленной,
Не поколеблет, не смутит.
Что никогда из бранной сечи
Ты не вернешься к тихим снам,
Пока свистят рои картечи
И враг позорит Божий храм.
Россия где? – быть может, в поле,
Быть может, в небе голубом,
Быть может, в нашей дикой воле,
Во всем, чем дышим и живем.
В цветах… в улыбках русских женщин,
В сияньи тихих вечеров,
В лесу, когда он весь увенчан
Весенним жемчугом цветов.
Россия кто? – Я сам не знаю.
Быть может, дикая орда;
Но без конца, подобно маю,
Она прекрасна и горда.
И бесконечно прихотливы,
И безпредельно хороши
Все колеи и все извивы

Ее страдающей души.
Так за нее, за Русь святую,
За славу реющих знамен
Во мрак, в ненастье, в ночь глухую –
И враг наш будет полонен.

Прочитаны 19 сентября 1919 г.
на славянском вечере в Херсоне

Москва

Москва! Шесть букв. Но сколько боли
Воспоминаний и обид.
Чума… Стрельцы… Татары в поле…
Наполеон… Москва горит…
Междоусобья и набеги
Потоки крови, море слез
И мирный скрип степной телеги
И рощи девственных берез,
И под платочком полинялым
Лукавство синих, русских глаз
И дикий мак узором алым
В полях краснеющий не раз.
И говор ласково певучий
И шум полозьев по снегу
И ночью выкрик «Чорт, не мучай,
Не то к другому убегу».
И по Тверской автомобили
Звонки трамваев, блеск витрин.
И вновь сказанья старой были
В знакомой горечи рябин,
И вновь за далью непонятной
Сверканье стали боевой
И белый ангел с песней ратной
Коня вздыбивший над Москвой.
Всегда, всегда одна и та же
Сквозь сумрак лет и строй веков
Она выводит жемчуг пряжи

В тени высоких теремов.
Или с котомкой богомольца
Плетется вдаль, теряя след…
Но знаю, встретит добровольца,
Как избавителя от бед.
Так, как суженого встречала
Зардевшись, опустив лицо,
Когда подняв свое забрало
Он подымался на крыльцо.
Москва… Мы знаем с колыбели
Шесть этих букв таких родных
Мы о тебе мечтали, пели,
Слагали в детстве первый стих.
Ты отдана во власть злодеям
Какой-то вражеской рукой,
Но мысль единую лелеем
Опять склониться пред тобой
Опять придти к твоим святыням
И у кремлевских белых стен
Под небом северным и синим
Сказать, что кончен долгий плен,
Москва… культура… и стихия.
Авто… и тройка у крыльца…
Но знаю, верю – в ней Россия
Была и будет без конца.
                                             1919

 
Домино

Вся в ало жёлтом, блёклом домино
На синь очей надвинутая маска.
Её печаль изменчивая сказка,
Где прошлое навеки сожжено.
Вся в ало жёлтом, блёклом домино.
И слышится забытый полонез
В шуршаньи нежном шёлкового трэна.
Неясный аромат едва струит вербена.
Как жадно дышит им поэт, художник Крез,
Когда звучит забытый полонез
В шуршаньи нежном шёлкового трэна.
Разбив шаблон, хлестнув дождём в окно,
Последние цветы бросая тёмным далям
Она проходит скрытая вуалем
Вся в ало жёлтом, блёклом домино.
И прошлое навеки сожжено.
У хризантем белее снега кисти,
И горькая полынь душистей,
И бьётся дождь в закрытое окно
Громады туч как тяжкое звено
Над степью жёлтою безжизненно повисли.
И грусть сильней и безотрадней мысли,
И шепчем мы – нам тяжко… всё равно…
И бьётся дождь в закрытое окно.
В нагих ветвях бушует непогода
И на столе раскрытая колода
Гадальных карт твердит, что быть должно…
Она приходит в жёлтом домино.
Пролётных стай ей вслед несутся крики
И лепестки увядшей повилихи
Грустят о том, что есть и быть должно…
                                                                       1919

Два года

Два года безумства и лжи и обмана:
Злодеям – свобода и честным – тюрьма.
Два года болит незажившая рана
Несчастной России сошедшей с ума.
Два года не знаем счастливых улыбок,
Безпечности светлой на юном лице.
Два года в тумане все тех же ошибок,
Два года в кошмарном и страшном кольце.
Два года во власти неведомой силы,
Как в пасти суровой и страшной судьбы.
Кресты и могилы… Кресты и могилы…
Везде панихиды и всюду гробы.
Два года над нами глумятся злодеи,
Два года мы бродим и шепчем впотьмах:
«Спасите Отчизну! Спасите скорее
Кто молод, кто честен, кто с верой в очах».
Мы солнца и неба не знаем два года.
Не видим ни трав, ни расцветших цветов.
Рождается… Вновь умирает природа…
Но все не для нас, не для нас – мертвецов.
Два года мы ищем в себе человека,
И страшно глядит окровавленный зверь.
Два года… Два тяжких безрадостных века
Для слабых, безсильных, живущих теперь.
                                                                              1919

 Прошлое

Голубые ночи,
Синие снега…
Месяц прямо в очи
Сыплет жемчуга.
И шумят деревья
Песни прежних лет.
В поле белоснежном
Воздух недвижим…
Буду снова нежным,
Светлым и простым.
Да и как мне не быть
Ласковее к вам,
Если белый лебедь
Снится по ночам.
Снится царь-девица…
Сыр-дремучий бор…
И в окно струится
Чей-то синий взор.
И, как прежде в детстве,
Слышу в тишине
Тысячи приветствий,
Посвящённых мне…
Милым, чудным, давним
Веют вечера…
За раскрытым ставнем
Пенье…детвора…
Все, кто был когда-то
Близким и родным, –
В дымке лиловатой
Под окном моим.
Светлые одежды…
Нежные черты –
Как и все надежды,
Как и все мечты…
О, мечтатель глупый –
Оглянись вокруг:
Всюду трупы, трупы,
Горе и недуг.
Жребий не разгадан,
И не пройден путь –
Всюду ладан, ладан,
Всюду страх и жуть.
Прежние надежды,
Прежние мечты,
В траурной одежде
Чахнут, как и ты.
                             1919

Юность

Светлая юность, прекрасная,
Ты не вернешься опять.
К дням отошедшим напрасно я
Буду с мольбою взывать.
Белою яблоней вешнею
Будешь ты сниться порой…
Но не забьется безгрешнее
Сердце, что билось тобой.
Глухо часы однозвучные
Скажут мне: «Так это, так».
Взрослые люди прескучные
Мне не ответят никак.
Город в глаза расхохочется
Сотнями серых домов…
И никому не захочется
Слишком ажурных стихов.
Станут чужими далекими
Близкие лица теперь.
Станут мечты одинокими
От невозвратных потерь.
Очи любимые, ясные
Будут других увлекать…
Светлая юность, прекрасная,
Ты не вернешься опять…
                                            1919